В воскресенье с Зимнего берега Белого моря должны были вернуться в Москву трое из шести сотрудников Палеонтологического института Российской академии наук, которые изучают там уникальные отпечатки животных вендского периода. В субботу катер повез их в Архангельск на вечерний поезд, а нас на двое суток высадил на острове Мудьюге. И теперь я выскабливаю из себя эту мучительно желанную альтернативу нашей чудной общественно-политической жизни - Белое море...
ДНО ДРЕВНЕГО МОРЯ НА ВЫСОТЕ ШЕСТИЭТАЖНОГО ДОМА
На этой неделе на Зимнем берегу ждали австралийского аспиранта по имени Мэттью. Крупные местонахождения вендов есть в Архангельской области и в Австралии, и Мэттью очень интересно, как они расположены у нас. Для него палеонтологи оставили большой валун с прекрасными отпечатками, покрытый полиэтиленовой пленкой - от дождей: наш современный дождь запросто смывает 600-миллионнолетние отпечатки этих мягких животных.
Старший научный сотрудник Палеонтологического института Андрей Иванцов водит пальцем по камню: на нем есть круглые отпечатки, и разветвленные, как перья птицы, и продолговатые "огурцы" - кимбереллы. Не всё видно сразу: "кругляши", например, маленькие, с пятидесятикопеечную монетку. Они "проявляются", когда определенным образом падает свет, и для съемки мы подсвечивали их фонариком. Другие - большие, размером со ступню грудного ребенка. Камень тяжелый, его, конечно, так просто в институт не увезти - с него будут снимать сколы.
Зимний берег - самая высокая точка побережья Белого моря. Закрыв камень пленкой, Андрей Иванцов показывает рукой вверх, где идут раскопки, - это высота примерно шестиэтажного дома: "Смотрите, между серыми глинистыми слоями есть желтый песчаный слой. Это было дно древнего моря..." В ненаучной неподготовленной голове не укладывается: дно на высоте метров двадцати. Мы ползем по слоистой и сыпучей, как торт наполеон, породе на это дно. Наверху Иванцов демонстрирует один кусок породы - и от вида его щемит вдруг в сердце: окаменелый песчаник волнист. Такая же волна остается на песке на нашем родном мелководье. А древние воды были очень мутными. Осадки копились, и их количество стало катастрофическим. "Потом, к нашему счастью и к несчастью этих животных, - улыбается Иванцов, - на море случился очень сильный шторм. Мутьевое облако накрыло участок морского дна. Всё, что находилось на грунте, - животные, их следы и мертвые тела - мгновенно было погребено под толщей песка, как будто дюны намело". И отпечатки сформировались на подошве этого нового песчаного слоя.
Внизу куски породы с отпечатками осторожно заворачивали в бумагу и обматывали скотчем. Иванцов говорит, здесь, в экспедиции, от пыли их не чистят - лучше чистить в лаборатории, потому что очень уж они чувствительные. Когда камни запаковали для отправки, на столе осталось еще несколько кусков. Наверное, можно было подойти и взять незаметно на память. Но, разумеется, мы не стали...
Воровство и "черные копатели", нелегальные палеон-тологи, для Иванцова и его группы - боль. Самый простой отпечаток копатели продают по цене от пяти тысяч евро. В этом году их на Зимнем берегу не было - возможно, промышляли на реке Солзе под Северодвинском, куда добраться гораздо легче. Мы уже не раз писали: ЮНЕСКО давно готова занести местонахождения отпечатков вендской фауны во всемирный каталог памятников, но при условии, что Архангельская область признает их памятниками. Области всё не до того...
АВИТАМИНОЗНЫЕ МЕДВЕДИ СПУСТИЛИСЬ ПОЖЕВАТЬ
На ужин у палеонтологов были блины и гречневая каша, и они очень порадовались свежему хлебу и овощам, которые мы привезли с собой. Единственная ниточка цивилизации здесь - Зимнегорский маяк, на котором есть телефон. А все мобильные операторы бессильны.
Зато во время ужина над высотой, где похоронены венды, пролетела полярная сова. И когда мы пошли в лагерь, чтобы ставить палатку, тихо, про себя, упали в обморок: на глинистой почве засохли вполне себе реальные медвежьи следы. Круглые, крупные. И поменьше. Разные то есть. Как раз на тропе от кухни к палаткам. Иванцов буднично объяснил, что медведи были, но весной. Весной именно здесь появляется первая трава, и авитаминозные медведи спускаются сюда из леса пожевать. Потом вгляделся в наши неспокойные лица и заверил: сейчас не придут.
Вообще, лето на Зимнем берегу запоздавшее. На пригорках цветет земляника. Только-только, рассказывает Иванцов, отцвели пионы. По пионам они сделали для себя маленькое открытие: думали, самая северная точка для этих цветов - здесь. А потом ребята из группы на расстоянии нескольких километров нашли поваленное дерево, из вывороченных корней которого рос один-единственный пион. Пока его можно считать самым северным...
Солнце садилось лениво и дремотно. Слепило. Прямо на гальке горел костер, и мы сушили на нем кроссовки. С севера полз легкий туман, который буквально на наших глазах рождался из густой тучи - так женщины вручную расщепляют грубый клок шерсти, чтобы потом ее можно было прясть. Наш ответственный секретарь Петр Симаков стоял на катере в двадцати метрах от берега в закатных лучах и смотрел на небо, и Павел Кононов его снимал. Новорожденная, без примесей, романтика. Петя завел мотор и поехал на маяк за соляркой. Солнце село чисто. Назавтра день был ясный и жаркий, и в море играли белухи, дразнили объектив белыми спинами...
МУЗЕЙ ЗАКОНСЕРВИРОВАЛИ. ТАМ ЖИВУТ ЗМЕИ И РЫБАКИ
На Мудьюге есть едва ли не один источник питьевой воды - колодец в маленькой деревянной будке. Во всяком случае, когда мы попросили воды на метеостанции, нам сказали, что дадут, конечно, - но мы ей не обрадуемся.
Недалеко от колодца - бывший музей жертв интервенции, сейчас законсервированный. На сайте областного краеведческого музея в справке о нем говорится: "Открыт 30 июля 1934 года как отдел Музея революции Северной области (Архангельск). 26 августа 1938 года, после объединения Музея революции с Архангельским областным краеведческим музеем, получил статус филиала АОКМ и стал называться музеем "каторги". Островной музей образован на месте объектов концентрационного лагеря и ссыльно-катоpжной тюрьмы, созданных Белой армией и интервентами в 1918-1920 годах. Мудьюгский концентрационный лагерь - един-ственный сохранившийся лагерь для военнопленных времен Первой мировой войны".
...Песчаный пустырь, на котором поваленный забор с ржавой колючкой, следы гадюк. По правую руку деревянный дом, и в нем, наверное, кто-то живет - на окнах висят тряпки, на крыльце спутанные рыболовные сети и блюдце со скисшим молоком. Дощатые мостки провалились - по ним ходили заключенные и конвой. Барак открыт. В нем темно. Ряды деревянных двухэтажных нар. Спальные места в них разделены досками. Одно спальное место такой ширины, что я, весом в 54 килограмма, могу в нем поместиться, лежа на спине, едва-едва. Над каждым местом выжжен порядковый номер. Приступки для подъема на второй ярус - фигурные, изогнутые. Кто-то же это придумывал и вырезал... В огромном бараке нет никакой печки.
На острове мы останавливаемся на безлюдном мысу. Здесь много дров, песчаный берег, место под костер и дюже хозяйственные пауки, которые моментально берутся осваивать все необихоженные места. За полдня они прописались в палатке, в лодке и на вывешенном просушиться спальном мешке. Мы сходили на метеостанцию и попросили у местных удочки и червей. В непогоду поймали маленькую, как дет-ское блюдце, камбалу и сига размером с магазинную селедку. Еще двух камбал нам подарили мудьюгские рыбаки. Рыбу зажарили в котелке с луком. Утром нас проведали спасатели - спросили, как дела, попили кофе, показали остров, на который лучше не ходить, потому что там - змеиная колония.
Дул ветер. Шел дождь. Змеи спали, и мы их не увидели. Мобильные телефоны на Мудьюге кое-что могут, и удалось получить СМС-сообщение, что Путин был, всё прошло нормально, уже уехал. Другая жизнь словно бы посмотрела в лицо и погрозила пальцем. Захотелось выключить мобильный и основать здесь еще одну колонию.
Светлана ГАВРИЛОВА (текст, суп из пачки, женщина на корабле),
Павел КОНОНОВ (фото, плов, рыба, надежда на благоприятный исход),
Петр СИМАКОВ (штурвал, связи с общественностью, улыбка)
.JPG)
